Напишите отзыв на товар и получите шанс выиграть робот — мойщик окон

С чего все началось

Начиналось все с очень больших неприятностей: коллапса экономики и голода. Советская власть строила военный коммунизм — когда все материальные блага не то чтобы общие, но в любой момент могут быть конфискованы на нужды революции. Всю гражданскую войну, с 1917 по 1921 год, на территориях, где действовала советская власть, применялась продразверстка, «излишки» продуктов изымались у крестьян для кормления города: пролетариата, армии и прочих институтов революционной власти.

Фактически частная собственность осталась в минимальных объемах: у крестьян-единоличников, ремесленников и других самозанятых граждан, — потому что главной идеей коммунистической революции был именно отказ от частной собственности на средства производства. Эксплуатация, то есть наличие работников, запрещалась. Крупные предприятия остались без старого руководства, большей частью не работали, многие были разрушены.

Результатом такой политики стало сокращение производства продуктов как минимум в 2 раза: крестьяне бунтовали и производили ровно столько, чтобы прокормить себя. Полуголодный город тоже не развивался. Войска то подавляли крестьян, то сочувствовали им (восстание в Кронштадте). В общем, «костлявая рука голода сжимала горло Советской России».

Кто-то спросит: как же они выживали эти три года? Про крестьян мы уже сказали. А остальные выкручивались как могли, меняли результаты своего труда и ценности из прошлой жизни на продукты. Писатель Куприн, переживший голод, называл спасителем России мешочника и призывал поставить ему памятник.

Правда, советская власть мешочников не жаловала, иногда расстреливала и без разговоров конфисковывала все, что считала излишками.

А потом случился нэп

Игнорировать разруху и голод советская власть не могла, но наладить производство не получалось. Идеи коммунистического труда в реальном производстве работали очень и очень плохо.

И тогда случилось несколько событий, из-за которых большевики-идеалисты иногда пускали себе пулю в лоб, а прочие учились гибкости. Все это произошло в 1921 году:

• 21 марта отменили продразверстку и ввели продналог. Между прочим, смелый шаг, все равно что сейчас в разы уменьшить налоги на предприятия. Дело в том, что продотряды забирали порядка 70% зерна, а налог составлял только 30%.
• 28 марта разрешили свободный обмен сельхозпродукции на другие товары. Правда, из этого сразу же появился не обмен товарами между рабочими и крестьянами, а рынок.
• 7 апреля разрешили кооперативы — такие же, как в конце СССР: с одной стороны, частная собственность, но владельцами предприятия могли быть только те, кто в них непосредственно работал.
• 17 мая некоторые предприятия стали переводить в частное управление.
• 24 мая разрешили частную торговлю продуктами питания, изделиями кустарей и малых предприятий.
• 5 июля частникам временно разрешили брать в аренду государственные предприятия — так они иногда возвращались бывшим хозяевам.
• 7 июля разрешили открывать любые предприятия и нанимать до 20 работников (на предприятиях с механизаций — не более 10 работников).

30 октября 1922 года приняли Земельный кодекс, согласно которому категорически запрещалась частная собственность на землю, но допускалась аренда земли.

Чуть позже частникам разрешили нанимать работников в сельском хозяйстве.

Крупная промышленность осталась государственной, но возникли синдикаты и тресты — объединения предприятий, где действовали некоторые капиталистические механизмы.

В СССР появились биржи. Примерно 85% кредитов были коммерческими. Деньги реально обеспечивались золотом. В Советскую Россию вернулся иностранный капитал.

Темпы либерализации были невиданными даже после падения советского блока — отчасти потому, что не забылось старорежимное прошлое. Бизнесу не надо было учиться, его нужно было просто опять разрешить.

Некоторые убежденные коммунисты были в ужасе и действительно кончали жизнь самоубийством. Большинство терпело частников как вынужденное временное зло. Некоторые успели легализовать экспроприированное за годы гражданской войны (не на себя: тогда коммунистам полагалась аскеза и партмаксимум по зарплатам — с 1920 по 1929 год коммунист, даже если он был директором, не мог получать больше квалифицированного рабочего).

Экономические результаты появились довольно скоро. Вот некоторые особо значимые из них:

• Уже в 1922 году частными были 31,7% промышленных предприятий. В торговле их было больше: в следующие годы частники заняли 25% оптовой торговли, 50% оптово-розничной и 83,4% розничной. На селе частными были практически все хозяйства (коллективизация еще не началась, колхозы, совхозы и коммуны были редкостью).
• Основная масса частных предприятий относилась к малому бизнесу. В промышленности малые предприятия давали 22,4% всего оборота, на них трудилось 57,1% всех работников.
• В 1926—1927 годах экономика вернулась к довоенным показателям благополучного 1913 года.

Но уже в 1926 году резко поднялись налоги для частников. В конце 1920-х нэп однозначно сворачивался, появлялось все больше запретов на виды деятельности, по ценам, на определенные операции и так далее. Фактически бизнес выдавливали из советского настоящего, а в светлое будущее ни частников, ни кустарей брать не собирались, о чем прямо заявляли на высшем уровне.

Уход частников почти сразу привел к недостатку товаров. Вспоминают очереди в московских универмагах в 8 тыс. человек. Это совпало с коллективизацией на селе. Стало резко не хватать продуктов питания. В стране ввели хлебные карточки, по карточкам же распределяли и многие другие продукты. Добавим, что в годы нэпа случился единственный за всю советскую историю кризис перепроизводства. В следующие десятилетия и до конца СССР бывал только дефицит. В 1931 году полностью запретили частную торговлю, и это можно считать концом нэпа.

Здесь можно было бы рассказать гораздо больше, эпоха хорошо задокументирована и ярко описана в литературе. Но одни только взаимоотношения частников и государства заслуживают нескольких научных работ.

Отметим только, что нэпманы, как бы ни представляло их советское искусство, прямой опасности для советской власти точно не представляли. Они не были олигархами, не влияли на политику, не вступили в борьбу, когда у них отняли предприятия и имущество и даже когда их начали сажать. А вот идеологическая угроза, очевидно, была: слишком успешен был частник на фоне государственной экономики. Производительность труда на частных предприятиях была в 1,7—2 раза выше, чем на государственных.

И отдельно про Беларусь

Нэп как-то больше ассоциируется с Москвой, Ленинградом, Одессой: рестораны, наряды, джаз.

А в Беларуси в эти же годы была «прищеповщина», как потом назвали идею наркома сельского хозяйства Прищепова о свободном выборе землепользования и переселении на хутора. По его мнению, «Беларусь в развитии сельского хозяйства должна идти по пути Дании и должна стать Данией на востоке Европы». Прищепова посадили (а потом расстреляли) за «насаждение кулацких единоличных хозяйств», которое еще и принимало «национальные формы».

И кое-что про Китай. За восстановлением страны в годы нэпа лично наблюдал архитектор китайских реформ Дэн Сяопин. В 1985 году он прямо сказал, что «наиболее правильной моделью социализма была новая экономическая политика в СССР». Так или иначе, проверенные нэпом подходы в Китае работают до сих пор.

Частники при Сталине

В 1929 году Сталин четко определил: «Если мы придерживаемся нэпа, то только потому, что он служит делу социализма. Когда он перестанет служить делу социализма, мы новую экономическую политику отбросим к черту». Сворачивание частной инициативы, индустриализация, коллективизация, а затем голод в отдельных регионах и хлебные карточки по всему Союзу — все это было при Сталине. Но некоторый легальный бизнес, как ни удивительно, при нем тоже был.

С закрытием частных предприятий не исчезла промысловая кооперация, остались артели, продолжили работу кустари-одиночки. Они не были большинством ни в одной из крупных отраслей, их как бы не замечали, но они были и немало делали. Остались рынки, которые долгие годы официально называли колхозными.

Что такое промысловая кооперация? Не углубляясь в теорию, скажем, что это колхозы в промышленности. Формально ведь и колхоз принадлежал всем, кто в нем работал, и председателя выбирали, а не назначали. Как это происходило на самом деле, объяснять, наверное, не нужно. Что бо́льшую часть произведенных продуктов следовало принудительно сдавать государству, тоже не повторяем, у нас уже был материал про трудодни. Но то, что оставалось после расчета с государством, распределялось между колхозниками, а те могли везти эти продукты на рынок — и не только выданное в колхозе, но и продукты своего личного хозяйства.

Часть произведенного в личных хозяйствах тоже следовало сдавать государству. Тут сохранились интересные цифры. В 1940 году от подсобных хозяйств поступило:

• 100% яиц от всего объема их производства по стране (птицефабрики построят позже);
• 30% картофеля;
• 26% молока;
• 25% мяса;
• 22% шерсти.

При этом подсобные хозяйства занимали всего 5—7% всех сельхозугодий. Разница в производительности колоссальная, но государство продолжало колхозное строительство.

Промысловая кооперация оказалась в сравнительно более благоприятном положении: артели и кооперативы обычно не имели жесткого госзаказа, но чаще производили товары для конечных потребителей, сами назначали цены и находили сбыт. Правда, цены государство ограничило: они не могли быть выше аналогичных государственных более чем на 10%. Было много проблем с обеспечением сырьем, в то время как госпредприятия получали его в плановом порядке. Но даже при всех советских ограничениях эти негосударственные предприятия оказывались более гибкими, что-то производили без отчетности, что-то покупали и продавали за «черный нал».

Во второй половине 1950-х промысловой кооперацией занималось порядка 1,8 млн советских граждан. Доля таких предприятий в общем объеме промышленной продукции составляла 5,9%. Но они делали:

• почти все игрушки для детей;
• порядка 70% посуды;
• около 40% мебели;
• более 33% верхней одежды.

По закону артели отдавали государству 60% прибыли, остальное вкладывали в развитие. Однако участники артелей (не всех) зарабатывали гораздо больше, чем на заводах.

Особенная польза этих советских частников — они быстрее откликались на нужды потребителей, в том числе государственных. Так, именно артели в 1930—1939 годах сделали первые в СССР ламповые радиоприемники, радиолы и даже телевизоры. Правда, это не было массовое производство, а артель, собравшая первый телевизор, была национализирована и стала государственным предприятием.

Но в целом артели как бы не замечали. После войны их похвалил Сталин, но с 1956 года повсеместно закрывал Хрущев. Остались только немногочисленные артели в сфере искусства, некоторых услуг, артели золотоискателей, инвалидов. Имущество артелей практически безвозмездно передали государству, на их базе стали работать государственные предприятия. Все это подавалось как переход от кустарной к новой, передовой системе организации труда. Но именно товары промысловой кооперации — некоторые виды одежды, посуды, бижутерии и прочего ширпотреба, колбасы, копчености — через какое-то время оказались в списках общесоюзного дефицита. Плановая экономика с производством товаров народного потребления справлялась хуже, чем со строительством космических кораблей.

В последние хрущевские годы ограничения коснулись и личных подсобных хозяйств. Горожанам запрещали держать скот, везде пересчитывали, облагали налогом деревья в садах, ограничивали поголовье скота. Доля продаж на рынках упала с 14 процентов до 3 (цифры наверняка неточные, но тенденция ясна).

От застоя до перестройки

Частный бизнес вернулся еще до распада Союза, а именно с принятием в 1986 году закона «Об индивидуальной трудовой деятельности граждан СССР». Там разрешались частное предпринимательство в производстве товаров, услуг и свободная продажа результатов труда.

До этого в Советском Союзе все-таки разрешались некоторые проявления частной инициативы. Была даже попытка внедрить нечто подобное на госпредприятиях. Еще была весьма значительная теневая экономика, потому что жить в условиях дефицита и ограничения зарплат трудно, а иногда и невозможно.

Начнем с самого массового — личных подсобных хозяйств. Здесь производство сельхозпродукции и ее продажа на рынках частным бизнесом не считалась.

В 1974 году жители СССР 10% рабочего времени трудились на приусадебных участках. Эти участки, как и раньше, составляли весьма незначительную долю сельхозугодий, но именно в личных хозяйствах производили 25% всего продовольствия. По другим данным для Беларуси, в последние советские годы подсобные хозяйства и дачи производили бо́льшую часть овощей и фруктов, больше половины картофеля и свинины — частично для своих семей, частично для продажи на рынках. Вспоминая о дефиците последних советских десятилетий, надо помнить, что бо́льшую часть продуктов можно было купить на рынках, правда, заметно дороже, чем в магазинах.

И все-таки заглянем немножко в тень. Пишут, что в конце 1970-х городские жители приобретали 33—65% бензина не на государственных заправках, а у работников государственных автопредприятий. Подобное считалось даже не кражей, а как бы незарегистрированным заработком. В сельском хозяйстве масштабы были наверняка не меньшими. В 1979 году (еще до горбачевского сухого закона) суммы от нелегального производства и перепродажи спиртного составили примерно 2,2% всего ВНП СССР. В сфере услуг (ремонты, парикмахерские и прочее) нелегальная выручка иногда равнялась официальному обороту (статистики тоже нет, только многочисленные отзывы и протоколы). А были еще цеховики, фарцовщики и спекулянты, но это отдельная очень интересная тема.

Последняя удачная попытка

Между хрущевским рывком к коммунизму и оформлением брежневского застоя в Советском Союзе была одна (кажется, успешная) попытка внедрить некоторые почти рыночные механизмы в массовое производство. Она началась с выступления одного из высших функционеров КПСС Алексея Косыгина на партийном пленуме в 1965-м. Пишут также, что к этому причастен экономист Евсей Либерман, который за три года до этого опубликовал в газете «Правда» статьи «План, прибыль, премия», «Откройте сейф с алмазами» и еще несколько материалов, где назначал главными критериями эффективности рентабельность и прибыль.

В планах на VIII пятилетку (1966—1970) был эксперимент по внедрению хозрасчета на отдельных предприятиях: организации назначали не расписанный детально, а общий план, и предприятие само решало, как, каким образом и с привлечением каких ресурсов организовать производство и реализовать продукцию. Если удавалось произвести нужное количество товара меньшим числом работников или продать его выгоднее, росли заработки оставшихся сотрудников. Прибыль не изымалась, но шла на развитие именно этого предприятия.

В 1969 году так работали десятки тысяч предприятий по всему Союзу, которые производили порядка 77% всего объема продукции. По этой или по иным причинам, но за VIII пятилетку промышленность выросла на 51%, сельское хозяйство — на 21%, национальный доход — на 42%. Больше таких успешных периодов в советской истории не было. В следующей пятилетке либерализацию закончили, хотя все полномочия у предприятий не забрали. Сам Косыгин сказал премьеру Чехословакии: «Ничего не осталось, все рухнуло. Реформы попали в руки людей, которые их вообще не хотят… И я уже ничего не жду…»

Заключение

Роль частника в советской экономике остается спорной. Сторонники социалистического производства представляют частную инициативу временным и особенно важным явлением, другие глядят на Китай и сокрушаются по поводу упущенных возможностей. Но даже в рамках нашего материала можно сделать выводы, что:

• частные предприятия в любой форме и в любой советский период были эффективнее государственных;
• частники особенно много делали для удовлетворения спроса населения на продукты и потребительские товары, без них советский дефицит наверняка был бы масштабным и постоянным кризисом;
• частники даже в годы нэпа не вырастали в олигархов и не влияли на решения власти.

Если искать исторические аналогии, частники были ниже вольноотпущенников в Древнем Риме, и тем предписывались их обязательства перед бывшим хозяином: запрещалось лезть в политику, но разрешалось богатеть без угрозы забрать все вместе со свободой. Советские коммерсанты часто теряли и богатство, и свободу. Наученные опытом нэпа, они старались не афишировать богатство и предпочитали темные схемы.

Ищем бизнесменов из СССР

Есть такие в семье? Напишите нам в telegram.

---

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро

Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ng@onliner.by